Цветок папортника - Страница 39

Она смотрела на него невидящими глазами. Думала ли она так? Нет, в глубине души Линда не верила в это, но поняла только сейчас.

— Я люблю тебя, Линда. Это навсегда, неважно, вместе мы или порознь. Когда тебя нет рядом, мир обесцвечивается и пустеет. К черту. — Он обнял жену и прижал к себе так, что ей стало трудно дышать. — Ты очень красива, но ведь это не главное. Я люблю тебя, твою сущность, то, что скрыто под этой прекрасной оболочкой. Я люблю твой образ мыслей, твою честность, чувство юмора, все то, что делает тебя тобою. Если бы завтра из-за какого-нибудь несчастного случая ты была бы изуродована или покалечена, конечно, я бы сильно расстроился, но совсем не по той причине, что взбрела тебе в голову. Если больно и плохо тебе, значит, и мне тоже. Но любую беду мы должны пережить вместе. А сейчас мы сядем, и ты расскажешь все с самого начала.

— Ты уверен, что хочешь это знать? — робко спросила Линда, пока Ралф усаживал ее к себе на колени. — У меня нет шансов ни на отсрочку, ни на излечение. Я не упрекну тебя, если ты захочешь уйти.

— Зато я упрекну тебя. Ты моя, Линда, а я твой. И от тебя я жду того, чего не хочу ни от кого другого: любви, верности, ощущения того, что мы — семья…

— Но ведь у нас не будет семьи, раз не будет детей. — Линда произнесла это внешне спокойно, но тоска обручем сжала ей грудь. — Это наследственное заболевание передается по материнской линии, я не могу рисковать.

— Ты моя семья. Я сказал тебе об этом, как только мы поженились, когда рассказывал о маме, об отце, о брате. Пусть не будет детей. Лишь бы ты была рядом, я и это приму с благодарностью…

Но тут силы оставили Линду, и она разрыдалась. Ужас последних месяцев, наполненных болью, страданием и одиночеством вырвался наружу ручьями слез, и у Ралфа хватило мудрости дать жене выплакаться. Он только все крепче прижимал ее к сердцу.

Потом они долго-долго разговаривали, пока Линда не рассказала мужу все.

Уже под утро они поднялись в спальню, где любили и ласкали друг друга, и в конце концов Линда заснула в объятиях Ралфа.

Вечером, когда сгустившиеся сумерки окрасили комнату в мягкие серые тона, Ралф объяснил свое пристрастие к свежим цветам, и голос его при этом был полон печали.

— Мой отец ни разу в жизни не подарил маме ни милого пустяка, ни даже цветка. Мы с братом часто собирали для нее полевые ромашки по дороге домой из школы, и как же она, бедняжка, радовалась! Мама очень дорожила этими знаками нашего внимания и не решалась их выбросить, пока цветы совсем не засыхали. Став взрослым и немного разбогатев, я каждую неделю посылал ей букеты, независимо от того, в какой части света находился. — Ралф замолчал, погрузившись в невеселые воспоминания.

— Не продолжай, дорогой, не надо. Мне нет больше дела до цветов.

— Нет, я закончу. — Он тепло улыбнулся. — Мне следовало все объяснить тебе много раньше, но даже сейчас трудно рассказывать об этом. Однажды я позвонил в ее дверь, когда был в родном городе проездом, и нашел маму уже мертвой. Она скончалась днем раньше от сердечного приступа. Комната, где она лежала, была полна букетов. Засохшие, мертвые они заполняли собой все пространство, там были все букеты, что я присылал, и куча моих поздравительных открыток. Когда я навещал ее, то никогда не заходил в спальню. — Он покачал головой, словно пытаясь погнать воспоминание. — Мертвые цветы и лежащая среди них мертвая мама — мне никогда этого не забыть. А она выглядела такой умиротворенной, даже счастливой. Вот такой парадокс.

— Но твои цветы наверняка были для нее источником радости. — Линда легонько коснулась его плеча. Картина, нарисованная Ралфом, так и стояла у нее перед глазами.

— Что ж, возможно, ты права. — Он пожал плечами. — Мне же это всегда казалось очень грустным, как впустую прожитая жизнь.

— Ну, многое зависит от того, как на это посмотришь.

— Наверное. — Ралф задумчиво провел рукой по ее шелковистым волосам. — Мы можем теперь ехать домой. Наконец-то.

— А миссис Хьюстон?

— Последние двадцать четыре часа провела в своем доме. — Ралф смотрел на жену с самым невинным видом. — Именно это я и хотел сказать тебе вчера вечером, когда пришел в ресторан. Остин должен был позвонить ей и сообщить, что ты уехала со мной.

— Но ты же ничего мне не сказал! Я ведь должна была вернуться туда прошлой ночью!

— Только через мой труп. У меня было предчувствие, что другого шанса узнать всю твою подноготную больше не представится.

— А, так ты воспользовался ситуацией?! — притворно возмутилась Линда. Уголки губ у нее дрожали от еле сдерживаемого смеха.

— Совершенно верно. — В переливах низкого бархатного голоса не было и тени раскаяния. — Я был доведен до отчаяния. А теперь пора отправляться домой, миссис Бьюмонт, в Лондон. Но сначала…

На этот раз они занимались любовью медленно, с наслаждением. Глаза Ралфа лучились счастьем, а большое мускулистое тело переполняла страстная сила. Линда трепетала от восторга. Нежные ласки доводили ее до безумия.

Прошлое, будущее — какое все это имело значение? Реальным и единственно важным был Ралф.

10

Спустя три дня после возвращения в Лондон Ралф отправился в деловую поездку, отложить которую, как он объяснял, было невозможно. Общение супругов приобрело отныне горько-сладкий привкус. Оба знали, что их ожидает безрадостное будущее: жизнь, полная любви, спрессуется для них в несколько коротких лет.

Линда сидела в саду. Звуки большого Лондона почти не достигали обширных владений. Лишь иногда вой полицейской сирены проникал в царящее здесь ленивое безмолвие. Стояла жара, и синоптики не обещали, что в ближайшие дни она пойдет на спад.